Новости компаний (июль 2014 года)
19 июля 2014, 10:34 Курский военный конвоировал самых жестоких преступниковБольше 20 лет курянин Николай Проскурин проработал в конвойной службе, доставлял в суды особо опасных преступников. Среди них были те, кому грозила высшая мера наказания, попадались отъявленные воры-рецидивисты, бандиты и даже один из самых жестоких маньяков СССР Анатолий Нагиев. Прежде чем рассказать о рабочих буднях нашего героя, стоит пояснить, что из себя представлял конвойный полк, в котором служил Николай Леонович. Его создали на базе Орловского отдельного конвойного батальона в мае 1971-го для обслуживания и охраны колоний Курской и Белгородских областей. Рота Проскурина была судебно-следственной. Она привозила в суды обвиняемых, конвоировала осужденных между «зонами», встречала спецпоезда с зэками и развозила их по колониям. В отдельных, экстренных, случаях, когда кто-то уходил в бега, из роты выделялись временно-розыскные посты для поимки арестантов. «Вышка» для милиционера«Я пришел работать в 1972 году на должность командира взвода следственной роты, – рассказывает Проскурин. – Ранее проходил срочную службу во внутренних войсках, охранял промышленные объекты в Подмосковье. Первое время, вернувшись в Курск, работал электромехаником связи на железной дороге. Тогда с квартирами была трудновато, чтобы обзавестись жильем, решил обратиться в воинские части. Пришел в одну, другую... В 6699-й конвойной предложили две должности: контролерскую – охрана колоний, и командир взвода». Первый процесс, в котором участвовал Николай Леонович, был по громкому расстрельному делу, зверскому убийству курского милиционера Анатолия Разинькова. Работая участковым, он взял шефство над двумя братьями, которые не работали и крепко выпивали. Постоянный контроль не нравился тунеядцам, и они решили убить стража закона. «Ему нанесли около 40 ударов стилетом, в общем, жутко искололи, – говорит Проскурин. – Как сейчас помню, судили местного по фамилии Пилюгин. Сам он был с Казацкой, с ним еще мой напарник иногда болтал, знал его со школы. Процесс был открытый, народу много пришло. Было не так, как показывают по телевизору: стоит клетка, а в ней обвиняемый. Все проще: обыкновенный такой барьерчик из ДСП, дверца открывается, туда заводят человека, слева и справа ставят по солдату. Пилюгин вину признал. Я заметил: те, кто чувствует, что им грозит высшая мера, спокойно ведут себя в суде». На памяти Проскурина и процесс из 80-х, когда на скамье подсудимых оказался фатежский милиционер. Беспрецедентный для Курской области случай: блюститель порядка убил беременную жену и сбросил ее тело в колею. Дело потянуло на «вышку». Несмотря на перестройку и гласность, газеты о нем не писали, но люди все знали и без СМИ. «Заседания шли в местном Доме культуры, народу набилось дай боже, – вспоминает Николай Леонович. – Когда стали зачитывать приговор, все в зале притихли, даже у меня мурашки пробежали. Чтобы чего не случилось, осужденного выводили через черный вход. Пока люди не отошли от шока, мы по-быстренькому его увезли». Еще один «смертник», с которым пришлось поработать Проскурину, один из самых известных советских маньяков, выходец из Суджи Анатолий Нагиев. Тот самый кровавый фанат Аллы Пугачевой, устроивший на нее охоту. Желание убить известную певицу было настолько сильным, что Нагиева клинило, он видел ее в каждой женщине. В итоге в поезде «Харьков – Москва» курянин расправился с четырьмя женщинами, сбросив их тела из вагона прямо на ходу. Несмотря на жестокость, душегуб вел себя в СИЗО и на суде сдержанно. «Толик не выглядел дерганным и агрессивным. Терпеть не мог запах спиртного, не курил, занимался спортом (даже в камере упражнялся), – продолжает Проскурин. – С ним откровений и разговоров не было. Он и суду одно время никаких показаний не давал. Был я в отпуске, встречаю напарника, тот говорит: привозим Нагиева в суд, а он молчит. Жара стоит сумасшедшая, нам бы быстрее работу закончить, пивка выпить, а он отмалчивается, зря только возим. Потом намекнули ему: если будет и дальше молчать – с ним жестоко поговорят. Он все суду и рассказал». Рецидивист вернул деньгиБыли случаи, когда обвиняемых судили за мелочь, чуть ли не за кражу мешка с мусором, попадались и отъявленные рецидивисты, но без говора и «понтов», вполне культурные. Были и дамы, чаще бухгалтеры и торговые работники, обвиняемые в крупных хищениях и махинациях. «Одна женщина приходила на заседания с грудным ребенком. Коляска стояла в зале суда, здесь же ползунки, пеленки развешаны. Как подходило время для кормления, делали перерыв, всех из зала убирали. Она покормит ребенка, и процесс продолжается», – вспоминает Николай Леонович. «В год, по нашим подсчетам, под конвоированием находилось до 15 тысяч человек, – говорит курянин. – Со временем это стало обыденной повседневной работой. Были разные люди, и юморные попадались, особенно ворье...» Встреча с такими несет мало хорошего. Особенно, если дело происходит не в суде, а на улице. «Случай на рынке. Не было привычки носить деньги в кошельке, носил в кармане. Пока выбрал, что нужно, полез за деньгами, а их нет! Стою, не знаю, что делать. Вижу, рядом рецидивист «нарисовался», знакомое лицо. Чего, говорю, тут трешься, еще не посадили? Он с ходу: «Начальник, что я тебе плохого сделал? Я ж тут просто стою! Сам-то что тут делаешь?» Отвечаю: мол, хотел покупку сделать, а меня обчистили. «А сколько было?» – спрашивает. «Где-то рублей 40–50 (по советским меркам, неплохие деньги – ред.)». «Далеко не уходи, здесь стой», – говорит. Минут через десять приходит и отдает мне деньги. Оказалось, его люди ходят по рынку, крадут и несут все в общую «кассу». «Балерина» уходит в бегаРабота в конвойной службе – не сахар. Того и гляди, чтобы преступник не убежал. В практике Николая Леоновича таких случаев не было. Впрочем... «Перед тем как забрать осужденного, изучаешь его личное дело, чем-то делятся и оперативники из следственного изолятора. Приезжаю во встречное конвоирование, рассказывают: «Сидит один, убийство, срок – 10 лет, очень агрессивен». Говорю: «Давайте его сюда». Приводят. Я ему свои наручники хромированные шелк! – и в камеру. Через некоторое время приходит солдат: «Он там курит». Как это? Открываем камеру, наручники на полу. «Начальник, ну ты че? – говорит. – Наручники жалко, хорошие! Я же никуда не сорвусь! У меня и так десять лет, а если побегу, «пятерку» добавят или зеленкой лоб помажут (приговорят к расстрелу, – ред.)!» В памяти Проскурина осталась одна из самых жестоких группировок региона конца 90-х годов – «банда шапошников», во главе которой стоял курянин Александр Евсеев, более известный как Пича. Налетчики врывались в дома предпринимателей, занимавшихся пошивом и продажей меховых шапок, убивали их и забирали деньги. Пича до суда не дожил: покончил с собой в камере. Его подельники получили сроки от 5 до 16 лет. «Был один небольшого росточка, мы его Балериной звали, – рассказывает конвоир. – Из облсуда хотел сбежать. Во дворе стоял туалет, он попросился. Двое солдат повели, крепкие ребята. У одного под рукой нырнул и к забору трусцой, прямо как кролик! До забора успел, а там высота – 2,5 метра. Поймали. Заседание отменили, сразу всех обратно в изолятор. Посадили в общую камеру, ему свои же и надавали. Оно и понятно: если случилось подобное ЧП, обвиняемых лишали всех «льгот»: отменяли передачи, прогулки...» Не все способны на побег. Николай Леонович вспомнил историю, рассказанную коллегой, молодым капитаном, поседевшим раньше времени. «На вокзале с поезда снимают 50 человек: 25 едут на «химию» (стройки народного хозяйства – ред.), еще 25 переводят за хорошую работу с особого режима на строгий. Разом всех не увезешь. Капитан решает: нужно прежде разобраться с «особыми», а «химики» подождут здесь, никуда не денутся. Доставил партию заключенных в СИЗО, устроил перекличку. Никто не отзывается. Один зэк говорит: «Начальник, ты нас, «химиков», сюда привез, а тех на вокзале оставил». Капитан в шоке, пулей возвращается на вокзал, а там никого! Всё, думает, попал. Хоть стреляйся! Тут его по плечу кто-то сзади хлопает: «Начальник, мы вещи перетащили, теперь вон там сидим». Могли осужденные убежать, а проявили порядочность». И на пенсии в охранеВесной 1994-го Николай Леонович вышел на пенсию. Полк перепрофилировали на оперативную работу, конвоирование передали уголовно-исполнительной инспекции. Перед военными встал выбор: перейти в «милицейскую» систему или уволиться. «Ребята пришли, спрашивают, что делать, – говорит Проскурин. – Я им так ответил: пока существует мир, в котором живут люди, будут преступления. Будут преступления – будет и у вас кусок хлеба. Переходите, всё нормально будет. А сам написал рапорт». Выйдя на пенсию, курянин продолжил работу в охране. Сейчас трудится в Курском районном суде, куда ранее не раз доводилось возить особо опасных преступников. Александр ДЕМЧЕНКО
Выскажите своё мнение о новости
|
возрастная