Новости компаний (август 2020 года)
22 августа 2020, 09:34 Изнанка курской деревни 1940-х годовВ описании деревенской жизни, особенно после Великой Отечественной войны, в исторической литературе сложились весьма устойчивые стереотипы. Тема малопривлекательна, исследователи не горят желанием перелопачивать однажды «вспаханное» поле крестьянской истории. Анализ документов, содержащихся в архивном фонде Курской области, позволяет дополнить известные страницы послевоенной жизни села новыми фактами, рассказав об изнанке курской деревни. Частнособственнические симптомы в социалистическом селеВ 1943 году сразу после освобождения области от немецко-фашистских захватчиков началось восстановление мирной жизни: заново создавались институты советской власти, привычные формы хозяйствования, к примеру, возрождались колхозы. Перед курским селом были поставлены сложные задачи – не только достичь довоенного уровня сельхозпроизводства, но и обеспечить его дальнейшее развитие. Однако стремительного восстановления потенциала села не получилось. В 1944-м, как отмечали на XV пленуме Курского обкома ВКП(б), посевная площадь составляла всего 59% от довоенной. Еще медленнее восстанавливались посевы основных сельхозкультур: сахарной свеклы – 42,5%, пшеницы – 29,6%. Урожайность зерновых составляла 4–6 центнеров, сахарной свеклы – 71,5 ц. Область не выполнила планы поставок хлеба, картофеля, подсолнечника, овощей. Лозунг «Все для фронта – все для победы» в курской деревне срабатывал не в полную силу. На высоком партийном уровне неудовлетворенно констатировали, что в 1944 году пятая часть колхозников не выполнила установленного минимума трудодней, а в ряде районов – около половины. Хотя шла Великая Отечественная война и существовал особый порядок. Если трудоспособные колхозники без уважительных причин не выработали необходимого минимума (120 трудодней в год, для подростков от 14 до 16 лет – 60), их по приговору народного суда привлекали к исправительно-трудовым работам с удержанием из оплаты трудодней до 25% в пользу колхоза. Не выработавший обязательного минимума считался выбывшим из артели, терял права колхозника и лишался приусадебного участка. Как показывает анализ протоколов общих собраний колхозников и протоколов заседаний правлений за тот период, призывы морально-психологического свойства: «Надо работать добросовестно, не покладая рук, чтобы больше посеять, больше дать продуктов фронту», «Нас ценой крови, жертв освободили из-под гнета, не жалея сил и жизни, а мы все не осознали этого и очень плохо работаем...» – не всегда служили стимулом к труду. Неслучайно «социалистические лодыри» в 1943–1945 годах, да и позднее в послевоенное время, обсуждались в коллективных хозяйствах чуть ли не каждый день, а уклонение от труда носило весьма распространенный и устойчивый характер. В апреле 1944-го на заседании правления колхоза «Большевик» Беловского района с горечью отмечали, что дисциплина полностью не восстановлена, до сих пор не работают «отдельные колхозники и их коровы». В колхозе «Память Ильича» Хомутовского района выход на работу осуществлялся в 9 часов утра, а заканчивался трудовой день в 6–7 вечера, работа шла скопом, отсутствовали звеньевой метод и индивидуальная сдельщина, контроль за качеством. В колхозе имени Буденного Беловского района весной 1943-го колхозники не торопились выезжать в поле, рассуждая, что «они (1-я бригада) выехали рано, что мы (4-я бригада) поздно и меньше посеяли, все равно в один амбар», а в 1944-м на уборку урожая многие вовсе стали выходить на работу в 12 часов. Бюро Щигровского РК ВКП(б) 13 марта 1945 года отмечало низкий уровень трудовой дисциплины в колхозах. В 77 проверенных совсем не принимали участие в общих работах 23,5% колхозников и свыше 35,5% выработали менее 10 трудодней. Характерно, что от труда в колхозе одинаково отлынивали различные социальные прослойки села. Порой не показывали примера члены правлений и руководители среднего звена, демобилизованные, даже коммунисты. В парторганизации Горяиновского сельсовета из всех членов партии не работала половина, причем «отдельные занимались пьянкой, мордобитием, спекуляцией, воровством». В колхозе имени Буденного, по мнению члена правления, «расхолодилось само руководство... звеньевые ответственности никакой не несут, а на все это смотрят колхозники и думают, что не работать и заниматься расхищением общего добра – это их основное дело». На заседании правления колхоза «Большевик» Беловского района в январе 1944-го подчеркивалось: члены правления не работают, колхозники правлению не подчиняются, в работе не участвуют. На общем собрании в ноябре 1944 года в колхозе имени Кирова Золотухинского района председатель колхоза Е. С. Сергеев подчеркнул, что «трудовая дисциплина очень плохая, колхозники не хотят работать, а если кто работает, то очень плохо и относится незрело ко всем делам». На партсобрании первичной организации Шептуховского сельсовета Кореневского района в январе 1944-го коммунисты признались, что их партийно-кандидатская группа не блещет дисциплинированностью. «Стыдно и позорно нам, коммунистам, в военное время быть расхлябанными». Отсутствие желания работать в колхозе вовсе или работа не в полную меру сил, естественно, должны были иметь под собой серьезную основу, убедительные мотивы, которые бы перевешивали и гражданские чувства, и патриотические настроения. Это прежде всего была необходимость борьбы за собственное выживание. Работа на себя выходила на первый план. В колхозе некоторые трудились вяло из-за слабой материальной заинтересованности в результате, а на своем подворье трудились охотно и с огоньком, так как это давало им средства к существованию. Другая причина, пожалуй, главная, такого разного отношения к труду заключается в том, что в курской деревне в середине – конце 1940-х годов селяне были «заражены частной собственностью», а потому и свою ближайшую жизнь и будущее весомая часть крестьян с колхозами не связывали, а рассчитывали исключительно на свои собственные силы. Поэтому, хотя фронт все дальше уходил от Курской области, сельское население не торопилось возвращать в колхоз прихваченное во время оккупации колхозное имущество, неохотно выполняло обязательные постановления райкомов и райсоветов трудящихся, изданные в 1943 году и обязывающие граждан, получивших имущество на хранение во время эвакуации и «награбивших таковое в момент изгнания немецких оккупантов» в суточный срок возвратить его по принадлежности. Например, Суджанский райком ВКП(б) вынужден был на заседании бюро в январе 1945 года рассматривать факты задержки возвращения имущества колхозов и госучреждений. Отмечалось, что после освобождения района от немцев прошло 20 месяцев, а в ряде сельсоветов и колхозов отдельные постройки, транспорт и инвентарь находятся в личном пользовании колхозников. Продолжение в следующем номере. Анатолий СТРЕЛКОВ, политолог, кандидат исторических наук
Моя мать, сбежала от голода с Урала (с. Емаши, Башкирия) весной 1943 г. Ехала на товарняках.
Остановилась в д. Мокрыж, тогда Дмитриевского района, сейчас это Железногорский район.
Приняли её в семью, где сын воевал на фронте, а родители были одни.
В 1943 — 1945 гг ходила в упряжке вместе с другими женщинами при вспашке земли. 1917 года рождения, с 14 лет была была хромая. Работала на свиноферме, упала и разбила чашечку на коленке.
Не надо чернить время войны. Все трудоспособные мужчины были на фронте. Моего отца глухого и с одним глазом, второй не видел, мобилизовали в феврале 1943 г в армию Рокоссовского.
Выскажите своё мнение о новости
|
возрастная